Le Taon
Его бросили.
Уже никто не вспомнит, как он появился в том парке. Его били и рвали, гоняя по грязи. Потом чьи-то руки усадили под дерево, у дороги. Отсюда можно было видеть людей, но все шли мимо. Вот и ещё парочка:
- Смотри, какой сидит...
Снова уходят. Он видел, как люди оглядываются, отрывочно слышал их разговор о брошенных игрушках. Вдруг... нет, в это трудно поверить... замирают. И вот возвращаются, поднимают с земли.
- Ой, у него ухо оторвано...
На секунду - страх, что сейчас плюхнут обратно в лужу, в которой сидел.
- ... Ничего, новое сделаю.
Его сажают в пакет и куда-то несут. Всё ещё жутко - а если на помойку? Но зачем тогда разговор про новое ухо. Вкрадчивая мысль новому хозяину: "Меня зовут Бакст". Имя не то, что дали прежние. Забыть. Всё забыть. Он едет в новый дом.
Дверь открывается.
- Ну вот, заходи.
Его купают, выжимают. Больно, но сейчас Бакст готов терпеть, ведь снова нужен.
Уже никто не вспомнит, как он появился в том парке. Его били и рвали, гоняя по грязи. Потом чьи-то руки усадили под дерево, у дороги. Отсюда можно было видеть людей, но все шли мимо. Вот и ещё парочка:
- Смотри, какой сидит...
Снова уходят. Он видел, как люди оглядываются, отрывочно слышал их разговор о брошенных игрушках. Вдруг... нет, в это трудно поверить... замирают. И вот возвращаются, поднимают с земли.
- Ой, у него ухо оторвано...
На секунду - страх, что сейчас плюхнут обратно в лужу, в которой сидел.
- ... Ничего, новое сделаю.
Его сажают в пакет и куда-то несут. Всё ещё жутко - а если на помойку? Но зачем тогда разговор про новое ухо. Вкрадчивая мысль новому хозяину: "Меня зовут Бакст". Имя не то, что дали прежние. Забыть. Всё забыть. Он едет в новый дом.
Дверь открывается.
- Ну вот, заходи.
Его купают, выжимают. Больно, но сейчас Бакст готов терпеть, ведь снова нужен.
