Le Taon
В "Новгородскую кругосветку" хотел с прошлого года, но оба раза, когда организовывалась эта экскурсия, у меня были неотложные дела. И вот свершилось.
1 - Селищи
2 - Мясной Бор
3 - Великий Новгород
4 - Витославлицы
5 - Коростынь
6 - Старая Русса
Объект 1. Селищенские казармы
История Селищенских казарм ИСТОРИЯ СЕЛИЩЕНСКИХ КАЗАРМ
Селищенские казармы, пожалуй, чаще других подобных комплексов привлекают к себе внимание людей, интересующихся историей военных поселений или просто проезжающих мимо. Комплекс этот давно уже не используется по своему назначению, и его «живописные» руины может посетить каждый желающий. К тому же, с казармами связаны имена таких знаменитостей, как, например, М.Ю. Лермонтов и С.П. Дягилев. Вероятно, всё это и обуславливает большую популярность Селищенских казарм по сравнению с другими подобными городками.
К тому же, комплекс в Селищах был первым во всех отношениях, ведь предназначался он для полка, подшефного самому графу А.А. Аракчееву и носившего его имя – Гренадерского графа Аракчеева. Именно этот полк был первым 5 августа 1816 г. назначен в состав Новгородских военных поселений, и уже 29 августа в Высоцкую волость отправился его 2-й батальон. 13 ноября 1817 г. были определены селения, составившие округ полка, и к осени 1820 г. в волость прибыли и два действующих батальона.
Строительство штабного комплекса началось в 1818 г., когда были произведены планировочные и подготовительные работы. «Производителем работ» в Селищах был назначен инженер-поручик (позднее капитан и майор) Карл Фёдорович Детлов. О том, насколько шатким было положение подчинённых А.А. Аракчеева, свидетельствует и судьба этого строителя Селищенских казарм. Впав по какой-то причине в немилость к графу, К.Ф. Детлов едва не был разжалован в солдаты. Поводом послужил случившийся 17 июля 1824 г. во флигеле учебного батальона незначительный пожар – труба камина, устроенного в столярной мастерской для варки клея, проходила слишком близко от деревянной балки. Виновным признали инженера, но наказание в итоге оказалось менее суровым – он был арестован и содержался неделю на построенной под его же руководством гауптвахте, а также заплатил штраф в 50 рублей.
К строительству Селищенских казарм приложил руку и только что выпущенный из Института путей сообщения инженер-поручик Алексей Фёдорович Львов. Он был «употреблён для приготовительных работ по построению» полкового штаба в Селищах. На плечи молодого и ещё неопытного инженера ложился тяжёлый труд – по его воспоминаниям, на работах приходилось находиться почти круглосуточно, с трёх утра до полудня и с часа дня до девяти вечера. С возложенной на него задачей А.Ф. Львов успешно справился, и позднее участвовал в строительстве мостов, манежей и других сооружений. В военных поселениях он прослужил до 1826 г., выйдя ненадолго в отставку. Но главным творением его жизни оказался не мост или манеж, а русский народный гимн «Боже, царя храни!», музыку к которому Алексей Фёдорович написал в 1833 г. Музыкой А.Ф. Львов занимался с детства, и впоследствии стал известен как скрипач и композитор. Строительство фундамента и стен манежа началось в июне 1819 г. Перекрытия для него выполнялись под руководством генерал-майора Л.Л. Карбоньера, который принимал участие в проектировании и строительстве манежа в Москве. В разработке проектов зданий штабного комплекса принимал участие архитектор В.П. Стасов. Он, в частности, разработал проект Свято-Духовской церкви. В течение одного-двух лет архитектор уточнял композицию храма, добиваясь наибольшей его компактности и упрощая конструктивное решение. Церковь в Селищах была первой по времени сооружения и имела отличия от других, возведённых позднее в других штабах церквей. Она была больше, имела трёхпролётный базиликальный план с шестью колоннами и антами.
К 1822 г. было завершено строительство манежа с церковью и двухэтажного дома для полкового командира, в 1823 г. – гауптвахты, в 1824-1826 гг. – четырёх двухэтажных домов со службами. На этом строительные работы в Селищах в целом были завершены, и в казармах разместился штаб Гренадерского графа Аракчеева полка.
О тяжёлой жизни рядовых поселян написано немало, а вот про быт офицеров поселённых полков известно намного меньше. Между тем, он достаточно подробно описан в воспоминаниях служивших здесь офицеров. Одними из наиболее интересных в этом отношении можно считать воспоминания А.К. Гриббе. По его словам, первое время после перевода в округ офицерам полка пришлось жить в крестьянских избах или домах-связях – типовых постройках, спроектированных специально для военных поселян. Лишь в 1824 г., когда в Селищах был почти достроен штабной городок, офицеры получили казённые квартиры. Квартира женатого штаб-офицера состояла из пяти-шести комнат и двух комнат на антресолях. Семейные обер-офицеры получили трёх-четырёх комнатные квартиры с прихожей и комнатой для прислуги. Молодые офицеры были поселены в общем флигеле, каждый из них получил по отдельному «нумеру». Все квартиры были меблированы за казённый счёт. Мебель была сделана из ясеня или берёзы, покрыта жёлтым лаком. Для её изготовления в полку была особая мебельная команда из 40 человек.
Правда, чрезмерная рачительность хозяина военных поселений – графа А.А. Аракчеева – приводила к тому, что сохранность обстановки офицерских квартир ставилась выше комфорта их обитателей: «Мебель хранилась, как драгоценность, на ней никто не смел сидеть. То же самое было и с офицерами: они не смели ни ходить, ни сидеть, дабы не обтереть и не замарать того, что дано для их употребления. Комнаты до половины не вмещали их вещей, и чердаки по большей части были их комнатами».
День офицера начинался в шесть (зимой в семь) часов утра. Начиналась тяжёлая, изнуряющая, до мелочей регламентированная служба. Дежурства, наряды, караулы шли своим чередом, а осмотры изб, хлевов, одежды, поверка домашнего инвентаря, надзор и распределение работ, всецело возложенные на офицеров, отнимали почти всё остальное время.
Одним из своеобразных нарядов для офицеров был наряд «для отогнания волков». Эти хищники нападали на хозяйства поселян даже днём и наносили им серьёзный ущерб. Для борьбы с ними в сентябре и октябре в полку формировалась команда из 50 человек с ружьями, по 10 холостых и одному боевому патрону на человека, под командой офицера. В семь часов вечера команда выходила в поле, и, рассыпавшись попарно почти на версту, прочёсывала окрестности, изредка постреливая. Вот как вспоминал о таких нарядах один из офицеров: «Бывало дождь проливной, топь невылазная, ни спереди, ни сзади ни зги не видать, всюду непроглядная тьма, а волчья команда ходи и пугай невидимых волков, тут же где-нибудь под кустом приютившихся и спокойно выжидавших конца грозной экспедиции». Пройдя вёрст 8-10, команда возвращалась назад. Офицеры называли это мероприятие «ловлей ветра в поле».
Столовались офицеры в полковой «ресторации». В определённые для обеда и ужина часы офицеры обязаны были являться туда по сигналу дежурного горниста, который для подачи этого сигнала забирался на каланчу. Готовить дома было строго запрещено, и не пришедший в «ресторацию» офицер лишался обеда или ужина. От общей трапезы освобождались лишь офицеры, находившиеся в карауле и на дежурствах (им еду приносили денщики), семейные офицеры, командиры поселённых рот и доктора, жившие своим хозяйством. Командиры полка и батальонов в любом случае обязаны были обедать и ужинать в «ресторации».
Обед состоял обычно из трёх блюд в будние дни и четырёх по воскресеньям и в праздничные дни. Ужинали двумя блюдами. На кухне работали солдаты-повара из бывших крепостных крестьян, прошедшие зачастую в своё время обучение в лучших французских ресторанах Петербурга (до перевода в Новгородскую губернию полк квартировал в столице), так что на качество блюд офицеры не жаловались.
После обеда офицеры отправлялись в библиотеку, где могли почитать «Ведомости» или обменять книги, после чего расходились по своим квартирам до сигнала к ужину. Библиотека состояла из книг духовного содержания, различных учебников, военно-исторических сочинений и «избранных» романов, в основном переводных. Правда, выбор книг был не очень велик, к тому же из-за многочисленных служебных обязанностей большинство офицеров почти не имело времени для чтения.
Желающие могли в свободное время заниматься верховой ездой (специально для этого полк содержал до 50 верховых лошадей и несколько берейторов), а также фехтованием.
Взаимоотношения между старшими и младшими офицерами были чисто служебными и даже натянутыми. Отношений частных не существовало. Танцевальных вечеров, домашних спектаклей и других подобных развлечений офицеры полка в то время не знали. Женское общество также офицерам было недоступно – немногочисленные женатые офицеры жили замкнуто. Вся «общественная» жизнь ограничивалась плацем, манежем и «ресторацией», в которой также царила натянутая атмосфера благодаря постоянному присутствию старших офицеров. Даже попытка устроить любительский спектакль окончилась для авторов этой идеи плачевно: командир полка, узнав об этом, организаторов действа посадил под арест, офицерам-зрителям сделал строгий выговор, а «артистов» из нижних чинов приказал выпороть.
Характеризуя жизнь офицеров поселённых полков, служивший там М.А. Крымов писал: «В жизни поселённого офицера (как и солдата) не было тёмных или светлых сторон: была одна, если можно так выразиться, сторона бесцветная, гнетущий, тяжкий рутинизм, заедавший всякую человеческую способность, решительное отсутствие всякой разумной мысли и слова. В быту наших офицеров умственной жизни, высших потребностей и тому подобного существовать почти не могло. В разговорах предметом, «вызывающим на размышление», говоря словами Гоголя, был исключительно фронт. О современных книгах и журналах у нас имели весьма темное понятие. Книги считались роскошью почти непозволительною. Был, говорю, фронт, а затем несколько часов отдыха, то есть ночь, которая большею частию офицеров проводилась в развлечениях известного рода: картах, вине и т.п. По праздникам кулачные бои на реке Волхове, и затем опять фронт и какая-то жажда соперничества по этой части».
Тяготы службы и чересчур строгая дисциплина приводили к тому, что офицеры всякими правдами и неправдами старались уйти из полка. Однако сделать это было очень непросто. Лишь немногие добились отставки, да и то с условием, что больше никуда на службу приняты не будут. Других за те или иные проступки, подчас мелкие, переводили в менее престижные части, но и этому они были рады. В итоге к 1825 г. офицерский состав полка почти полностью обновился. Взамен ушедших в полк переводились в основном офицеры из армейских полков, отличившихся особенным усердием в строевой подготовке.
В 1821 г. в Селищи был переведён из Петербурга Военно-учительский институт. Это заведение было учреждено в 1818 г. для подготовки учителей в ротные школы поселённых войск. Обучались в нём кантонисты – солдатские дети. Помимо сообщения необходимых знаний, институт был призван выполнять функцию воспитания молодого поколения военных поселян, развития в них «того направления и духа относительно образования умственного и нравственного, которые предполагалось развить в военных поселениях». Система подготовки была обусловлена спецификой самих военных поселений: «В округе графа Аракчеева полка институт постепенно принимал вид самостоятельного учебного заведения, с развитием в нём начал учебно-рабочего характера – начал, общих всем военным поселениям».
В 1831 г. в округе Гренадерского графа Аракчеева полка, так же, как и почти во всех остальных, начался бунт поселян. Действующие батальоны полка в это время воевали с восставшими поляками. Резервный батальон находился в лагере под Княжим Двором и участвовал в походе отряда генерала Томашевского под Старую Руссу. Из остававшихся в округе офицеров семеро были убиты поселянами (подполковник А.А. Писарев, майоры К.И. Толпыга и И.Г. Покровский, капитан И.Т. Туткевич, штабс-капитан Д.Н. Трохнев, поручик И.П. Венедиктов и инженер-капитан П.В. Семков). Их тела были захоронены неподалёку от казарм, в двух ямах, подготовленных заранее для погребения тел умерших от холеры. Вместе с ними были похоронены два врача (штаб-лекарь И.П. Лебедев и ветеринарный врач П.А. Рогов) и два оставшихся верными присяге унтер-офицера (фельдфебель Я.Г. Богданов и унтер-офицер В. Иванов). Впоследствии за могилами присматривали части, размещавшиеся в Селищах. Они были обсажены деревьями, два могильных холма были объединены в один. В конце XIX в. на могиле стоял деревянный крест с металлической табличкой, на которой были перечислены имена покоящихся там жертв жестокой расправы.
Вернувшийся из похода Гренадерский графа Аракчеева полк разместился постоем в своём бывшем округе, ставшем теперь округом пахотных солдат № 1. Вскоре, в 1834 г., он лишился своего шефа, и ему ненадолго было возвращено прежнее название – Ростовского гренадерского полка, а в следующем году он стал Гренадерским принца Фридриха Нидерландского полком.
Казарменный комплекс обрёл нового хозяина: в начале 1832 г. туда прибыл для постоянного квартирования л.-гв. Гродненский гусарский полк, до этого стоявший в Варшаве и также сражавшийся с восставшими поляками. Новые казармы произвели на гусар хорошее впечатление: «Красивые каменные здания, назначенные для казарменных помещений, расположены были громадным квадратом, заключавшем в себе полковой плац, окружённый широким бульваром с большими тенистыми деревьями. В одном конце плаца находился полковой манеж – замечательное здание по своей величине и лёгкой архитектуре, дальше высилась изящная каланча, а кругом были разбросаны красивые офицерские дома, окружённые садиками. Общий вид пополнялся домом полкового командира, большим двухэтажным зданием, и дворцом, на случай приезда высочайших особ и начальства».
Со временем городок обрастал новыми постройками. Вот каким его увидел 17 августа 1837 г. только что прибывший в полк А.И. Арнольди: «…На полувёрстном квадратном пространстве полк имел всё необходимое и даже роскошное для своего существования. Огромный манеж (в длину устанавливалось три эскадрона в развёрнутом фронте) занимал одну сторону плаца и был расположен своим длинным фасом к р. Волхову на полугоре, на которой к реке были полковые огороды. На противоположном фасе квадратного плаца тянулись 5 офицерских флигелей, разделённых между собою садиками за чугунными решётками и двумя отдельными домами по бокам, в которых помещались: в одном – нестроевая рота, а в другом – наш полковой «Елисеев» - маркитант Ковровцев. На правом фасе, подъезжая от Волхова, были два дома для женатых офицеров или штаб-офицеров, гауптвахта с каланчою, о которой я упомянул выше, а на внутреннем дворе помещалась трубаческая команда; на левом фасе был дом полкового командира, такие же два дома с квартирами для женатых, временный деревянный дворец и дом для приезда начальствующих лиц; за ними влево, треугольником, построены были прекрасные деревянные конюшни на три дивизиона, или 6 эскадронов. За гауптвахтой были полковые мастерские, кухня, конный лазарет и малый манеж с конюшнею верховых лошадей полкового командира. На концах полкового манежа были флигеля, причём в правом – цейхгаузы, швальни, шорная, лазарет, ванны и квартиры докторов, а в левом – казармы всех 6 эскадронов и дежурная комната».
С «гродненским» периодом истории Селищенских казарм связано пребывание там двух знаменитостей. В 1843 г. в л.-гв. Гродненский гусарский полк из школы гвардейских подпрапорщиков и кавалерийских юнкеров был выпущен Михаил Тариелович Лорис-Меликов – представитель старинного армянского рода, знаменитый впоследствии военный и государственный деятель России. После прибытия в полк корнет Лорис-Меликов был зачислен в 3-й эскадрон «и быстро завоевал себе все симпатии и любовь товарищей своим рыцарски благородным, весёлым, сообщительным характером. Необыкновенная память и прирождённые способности сделали графа душой тесного селищенского кружка, где он по целым вечерам цитировал отрывки из наших первоклассных поэтов, зная нередко наизусть целые произведения». Своим характером М.Т. Лорис-Меликов снискал себе дружбу не только среди гродненских гусар, но и уважение офицеров других частей. В Новгороде, «в кондитерской Мишель», Михаил Тариелович познакомился с офицером гвардейской конной артиллерии из Кречевиц Г.Д. Щербачевым. Вот как последний характеризует своего нового знакомого: «Он был скромный молодой человек, весьма любимый товарищами; в гусарских кутежах он не участвовал и весьма редко приезжал в Новгород. С некоторыми артиллерийскими офицерами он был в наилучших отношениях … Умением себя держать он приобрёл общие симпатии не только среди своих однополчан, но и среди офицеров других полков. Я его мало знал, но очень хорошо помню, что, несмотря на его скромность, во всех его словах и действиях просвечивал недюжинный ум и самостоятельный образ мыслей».
В полку М.Т. Лорис-Меликов прослужил 4 года. В 1847 г. он был переведён на Кавказ, с которым была связана почти вся его последующая карьера. Во время Русско-турецкой войны 1877-1878 гг. он командовал Отдельным Кавказским корпусом и руководил боевыми действиями на Кавказе. После окончания войны М.Т. Лорис-Меликов проявил себя как выдающийся администратор – он успешно боролся с эпидемией чумы в Астраханской губернии, на должности харьковского генерал-губернатора боролся с революционерами (при этом снискал себе уважение тактом, с которым пользовался своей огромной властью). Высокие результаты его деятельности побудили императора назначить Михаила Тариеловича министром внутренних дел. В январе 1881 г. им был разработан проект созыва «Земской думы» (который предполагал привлечение выборных членов в Государственный совет), получивший название «Лорис-меликовской конституции». Однако смерть Александра II помешала реализации этого проекта. При новом императоре, Александре III он был уволен с занимаемых должностей, и через несколько лет скончался.
Ещё одной яркой личностью, по образному выражению полкового историка «светлым метеором промелькнувшей» в полковой жизни был М.Ю. Лермонтов. Отправленный за дуэль с сыном французского посланника в Петербурге Э. де Барантом на Кавказ, в Нижегородский драгунский полк, он вскоре, 11 октября 1837 г. был переведён в л.-гв. Гродненский гусарский полк. Из-за обособленной стоянки и удалённости от столицы полк был своего рода местом ссылки для гвардейских офицеров.
М.Ю. Лермонтов прибыл в полк 26 февраля 1838 г., и был зачислен в 4-й эскадрон. В первый же день своего пребывания в полку он затеял карточную игру с офицерами, проиграв значительную сумму, а уже на следующий день он дежурил по полку.
Поселился М.Ю. Лермонтов на одной квартире с корнетом Н.А. Краснокутским. В этой квартире поэт исписал все стены стихами, которые ещё долго бережно сохранялись, пока какой-то инженер, проводивший ремонт в отсутствие полка, не закрасил их. Осталась только вырезанная перочинным ножом на одном из подоконников фамилия поэта.
В полку М.Ю. Лермонтов продолжил творческую деятельность – здесь он по подстрочному переводу Н.А. Краснокутского перевёл один из «Крымских сонетов» Мицкевича и сочинил экспромт «Русский немец белокурый» по случаю проводов сослуживца М.И. Цейдлера на Кавказ. Кроме того, он написал две картины из кавказской жизни: «Черкес» и «Воспоминание о Кавказе». Их и черкесский пояс с набором из чернёного серебра он подарил другому однополчанину – М.И. Арнольди.
За полтора месяца своего пребывания в полку М.Ю. Лермонтов шесть раз дежурил по полку, два раза был в церковном параде, причём командовал взводом, был в отпуске в Петербурге на 8 дней.
Отзывы сослуживцев (А.И. Арнольди, М.И. Цейдлера, Х.Ф. Герлаха) отмечают его язвительный характер, что, однако, «не мешало ему быть коноводом всех гусарских затей и пирушек и оправдывалось товарищами как одно из проявлений его исключительной натуры». В обществе полковых дам он был скучен и угрюм, чаще других посещал баронессу С.Н. Сталь-фон-Гольштейн, при этом обыкновенно садился в угол и молча прислушивался к пению и шуткам общества. В служебном отношении он был всегда исправен.
9 апреля 1838 г. благодаря усилиям своей бабушки Е.А. Арсеньевой М.Ю. Лермонтов был переведён в л.-гв. Гусарский полк, однако из Селищ он уехал не сразу – 18 апреля подал рапорт о болезни и ещё некоторое время находился при полку.
Середина XIX столетия ознаменовалась для гродненских гусар участием в двух бескровных походах: 19 мая 1849 г. полк отправился к западным границам России для возможного участия в подавлении Венгерского восстания. Дойдя до г. Слонима и простояв там больше месяца, полк повернул обратно и вернулся домой 2 сентября. 7 марта 1854 г. действующие эскадроны полка отправились в Финляндию, где охраняли побережье во время Крымской войны. Зиму 1854-1855 г. гродненцы провели в столице и вернулись в Селищи только 19 октября 1855 г.
Жизнь гусар в Селищах была совсем не той, что они вели в Варшаве. По выражению полкового историка это был «гусарский монастырь». Стоянка здесь не имела ничего общего ни с Петербургом, ни со стоянками армейских кавалерийских полков
Когда полк вступил в казармы сразу после восстания военных поселян в 1831 г., во многих офицерских квартирах находились ещё следы крови на полу и стенах, а в экзерциргаузе лежали целые горы обломков шпицрутенов, свидетельствовавших о мерах наказаний. Сами гусарские офицеры находились в бедственном положении, так как всё их имущество было разграблено в Варшаве во время другого восстания – Польского.
В Селищенских казармах квартиры офицеров делились на семейные и холостые. Первые размещались в трёх отдельных зданиях, вторые – в большом двухэтажном доме, «вскоре после прибытия полка получившем, благодаря исключительным свойствам своих жильцов, название «сумасшедшего».
Жившие тут поручики и корнеты выбирали из своей среды «старосту» - представителя перед штаб-офицерами и полковым командиром и вообще хозяина всего дома и его своеобразных жильцов. «Староста» по утрам обыкновенно выслушивал доклады обо всех происшествиях и новостях в полку и потом, навещая квартиры, делился новостями с товарищами. Вспоминая об этом времени, А.И. Арнольди писал: «Легко себе представить, что творилось в 20-ти квартирах 20-ти юношей, недавно вырвавшихся на свободу и черпающих разнообразные утехи жизни человеческой полными пригоршнями. <…> Были комнаты, где простая закуска не снималась со стола и ломберные столы не закрывались. В одних помещениях беспрестанно раздавались звуки или гитары, или фортепиано, или слышались целые хоры офицерских голосов, в других гремели пистолетные выстрелы упражняющихся в этом искусстве, вой и писк дрессируемых собак, которые у нас в полку никогда не переводились, так как было много хороших охотников. <…> Лихие тройки с колоколами и бубенчиками постоянно откладывались и закладывались у нас во дворе, и он постоянно имел вид почтового двора».
Квартиры холостых офицеров обычно состояли из одной средней комнаты, разделённой перегородкой на переднюю и помещение для двух денщиков, а из передней налево и направо вели двери в комнаты двух других постояльцев. Все квартиры были меблированы казённой прочной дубовой мебелью: в каждой были выкрашенные в зелёный цвет деревянные диван, стол, два стула, а также кровать с сенником, подушка, образа в углу.
После службы все офицеры собирались к завтраку или раннему обеду по артелям (три, четыре, иногда пять офицеров в каждой). Каждая артель имела своего повара и обедала на квартире у своего хозяина. После завтрака офицеры опять отправлялись на службу, а затем обедали. Вечером офицеры собирались или у кого-либо из товарищей, или у полковых дам, или целой компанией отправлялись на станцию Спасская Полисть смотреть проезжающих из Петербурга. Из помещиков неподалёку от расположения полка жило большое семейство Тырковых (глава семьи был управляющим Грузино). Шесть молодых девушек из этой семьи «составляли предмет внимания и даже поклонения» гусар.
Скрашивали досуг гусарских офицеров и полковые дамы. Жена полкового командира генерала А.А. Эссена, бывшая фрейлина императрицы Александры Фёдоровны любила различные увеселения. За всё время пребывания этого семейства в полку «пикники сменяли карусели, эти последние балы и домашние спектакли, так что наши гусары не скучали». Число полковых дам за всё время пребывания в Селищах не превышало 16, и «пребывание их в казармах имело и воспитательное значение, так как поддерживало светскость среди молодёжи». При этом офицеры могли выбрать себе общество по душе, переходя из самой аристократической гостиной жены полкового командира в скромную квартиру эскадронного командира, «где царствовала вполне старинная патриархальность и где за чайным столиком нередко полдюжины маленьких детей его, с салфетками на шеях, зачастую надоедали нам донельзя тем, что чадолюбивая мать их, разливая чай, одному из мальчишек утрёт нос, другому накрошит хлеба в молоко и нередко забывала своего юного гостя, но зато старик эскадронный командир сам лично набьёт вам трубочку и подаст вам огонька».
Развлекались офицеры охотой с ружьями, гончими и борзыми. Устраивались облавы на медведей, так что квартиры многих офицеров были украшены шкурами, рогами и т. п. трофеями. Была построена псарня, охотники и собаки были выписаны из Курляндии. Офицеры полка охотились чаще всего в своей компании, изредка – вместе с уланами из Муравьёв. В январе 1852 г. в облаве на медведя, устроенной гродненцами недалеко от станции Спасская Полисть, участвовал наследник цесаревич Александр Николаевич. В облаве, помимо свиты, принимали участие до 10 офицеров полка.
Летом своеобразным развлечением офицеров была встреча пароходов на пристани, расположенной в полуверсте от казарм, в ожидании какого-либо развлечения. Зимой удобным местом для прогулок были бульвары вокруг плаца, но там было запрещено курить сигары.
Отпуска в Петербург и Новгород разрешались не более чем на 8 дней. Получение такого отпуска было сопряжено с многими трудностями: нужно было проситься в отпуск у офицеров эскадрона, которые делали представление командиру полка, упоминая при этом, что на отпуск не имеется препятствий. Офицер должен был обязательно указать, где он остановится в Петербурге. В столице очень строго следили за соблюдением офицерами формы одежды. Кроме того, до Петербурга нужно было долго ехать (поездов ещё не было, ездили на курьерских тройках), поэтому чаще ездили в Новгород. Но и здесь какой-то строгий комендант, увидев на улице офицеров в фуражках, донёс об этом нарушении устава. В результате было предписано строго соблюдать форму одежды и при поездках в Новгород. Приходилось ради нескольких часов в Новгороде ехать туда и обратно 100 вёрст в кивере. В 1859 г. был основан офицерский клуб в здании путевого дворца. Капитал был собран офицерами, шеф полка, великий князь Николай Александрович также помог капиталом и столовым серебром.
Если офицеры могли как-то скрасить свою жизнь, то солдаты были почти лишены такой возможности. Большую часть их времени занимала служба или приготовления к ней. В ближайшую деревню Тиготку разрешалось отлучаться только до сумерек, после переклички никто не мог выйти из казарм. В 9 часов вечера все должны были спать, и огни в казармах тушились, что строго соблюдалось. Ежедневно назначались патрули от всех эскадронов (по 1 ефрейтору и 2 рядовых), которые должны были ходить по берегу Волхова и по дорогам в волости, арестовывая всех встретившихся нижних чинов. Широкое развитие получило корчемство, которым занимались жёны нижних чинов. В итоге было учреждено особое дежурство по казармам женатых нижних чинов.
Эскадронные командиры старались организовывать для солдат развлечения: на святках и масленице устраивались для нижних чинов ледяные горы, начиналось ряжение, традиционное вождение медведя с козой. Устраивались солдатские спектакли, в которых участвовали гусары и кантонисты. Выбор спектаклей осуществлялся при помощи офицеров: ставились «Жизнь за царя», переложенная в драму поручиком Ге (декорации были сделаны поручиком Арнольди), драма «Наполеон». Действие последней происходило в Египте у пирамид, в московском Кремле, у Березинской переправы
Жизнь женатых солдат была ещё тяжелее. Всего в полку в разное время было от 10 до 100 солдатских семей, из которых 60 жили в пяти комнатах подвального этажа казарм весьма тесно и неудобно. Каждая семья отгораживалась занавесками. Здесь же производилась стирка, в помещениях был тяжёлый запах, в результате чего распространилась высокая смертность среди детей.
Офицеры старались облегчить положение женатых нижних чинов. Они часто селили при своих квартирах какое-либо семейство. Командир полка генерал-майор Эссен сделал для каждого семейства ширмы за свой счёт, князь Имеретинский приказал прилично одеть всех малолетних мальчиков за его счёт, а на девочек отпускать до замужества провиант и, кроме того, на каждого по 1 рублю ассигнациями, выдавая эти деньги помесячно вперёд на руки родителям. Полковой штаб-лекарь был обязан ежедневно осматривать детей и наблюдать за их чистотой и опрятностью, а также за их питанием. Первого числа каждого месяца князь Имеретинский у своей квартиры производил смотр детям. Кроме того, этот заботливый командир сделал попытку решить и «квартирный вопрос» женатых солдат. Половина путевого дворца пустовала, и он хотел переселить туда полковых чиновников, а в их квартиры в деревянных строениях заселить семейства нижних чинов. Но департамент военных поселений оставил эту просьбу без внимания. Значительно позднее этот вопрос поднимался снова, но результат был тот же. Была только сделана прачечная с сушильней, чем была устранена одна из причин нездоровой атмосферы в казармах – стирка.
В самом начале 1863 г. «селищенский» период истории л.-гв. Гродненского гусарского полка завершился. Ещё 19 декабря 1862 г. полк получил приказ готовиться к походу против мятежных поляков, и рано утром 24 января полк выступил по направлению к станции Спасская Полисть. В Селищи гродненцы уже не вернулись, так и оставшись в Варшаве. Однако даже много лет спустя, в начале XX в., в просторечии Селищенские казармы именовались «гусарским штабом».
Место гусарского полка вскоре занял Учебный кавалерийский эскадрон. Это была своего рода школа повышения квалификации для офицеров и нижних чинов кавалерии. Эскадрон был предназначен для теоретического и практического обучения офицеров кавалерии, подготовки опытных в кавалерийском деле нижних чинов, в том числе кузнецов. Кроме того, в эскадроне проходили испытания все вновь вводимые правила кавалерийской службы, предметы снаряжения и обмундирования.
В 1870 г. в эскадрон прибыл корнет Кавалергардского полка Павел Павлович Дягилев, будущий отец театрального деятеля Сергея Павловича Дягилева. Первое впечатление его от Селищенских казарм было не самым благоприятным. Об этом с его слов писала его вторая жена Е.В. Дягилева: «Когда Поленька сошёл с парохода на берег Волхова, где посреди голого поля уныло расположены были квадратом казармы, вид этот сразу произвёл на него удручающее впечатление». Атмосфера, царившая в эскадроне, лишь усугубила его. Сплочённой офицерской семьи, как в Гродненском полку, в эскадроне образоваться не могло – туда для прохождения курса прибывали офицеры со всей России, и состав их постоянно менялся. В результате «водка и карты царили в Селищинках. Отрезанные от общества на целых два года, лишённые всякого развлечения при тяжёлом физическом труде, случайно собранные вместе сто пятьдесят зрелых людей на положении воспитанников закрытого заведения умирали от скуки. Единственным утешением служило им повальное пьянство, сопровождаемое всегда колоссальными, прямо легендарными, скандалами». Стремясь как-то скрасить свой досуг, С.П. Дягилев собрал вокруг себя любителей пения, и под его регентством образовался хор, который пел в церкви. «Спевки сделались любимейшим препровождением времени как для участвующих, так и для слушателей. Доходило до того, что их устраивали даже во время перемен между занятиями». Тем самым П.П. Дягилев «внёс луч света в смрадную общую скуку», и в благодарность офицеры «главного зачинщика носили просто на руках». Здесь же, в Селищах, 19 марта 1872 г. у Павла Павловича родился сын Сергей, будущий художественный и театральный деятель.
В 1875 г. казармы снова сменили хозяина. Вместо Учебного кавалерийского эскадрона, переведённого в Петербург (и тоже в Аракчеевские казармы), с сентября 1875 г. в Селищенских казармах квартировала 37-я артиллерийская бригада. В 1914 г. из Селищ 37-я артиллерийская бригада ушла на единственную в своей истории войну – Первую мировую. О доблести, с которой артиллеристы сражались на её фронтах, свидетельствуют награды: четыре офицера были удостоены ордена св. Георгия 4-й ст. (включая командира бригады генерал-майора М.И. Репьева), ещё шесть – Георгиевского оружия (в том числе другой бригадный командир – генерал-майор А.И. Добров).
Место ушедшей бригады занял 179-й пехотный запасной батальон (с 1916 г. – полк), сыгравший определённую роль в установлении советской власти в губернии. В начале октября 1917 г. в гарнизоне побывал член ЦК РСДРП(б) М.С. Урицкий, агитировавший солдат в пользу большевиков. Со своей миссией он справился – полк поддержал революцию, а во время похода Керенского-Краснова на Петроград сформировал и отправил на защиту столицы батальон.
Во время Гражданской войны в Селищах размещался госпиталь для раненых в боях с войсками генерала Н.Н. Юденича красноармейцев. В 1920 г. госпиталь был передан из ведения Наркомздрава в распоряжение Новгородского губздравотдела. Позднее в 1920-е гг. казармы занимал 20-й Сальский кавалерийский полк 4-й Петроградской кавалерийской дивизии, которой в годы войны командовал сам С.М. Будённый. Затем более десяти лет в гарнизоне квартировал штаб 4-й кавалерийской бригады и входившие в её состав 70-й кавалерийский Ленинградский полк, 4-й отдельный эскадрон связи и 4-й отдельный конный химический взвод. В штабе бригады не раз бывал командующий 5-м кавалерийским корпусом, будущий маршал К.К. Рокоссовский.
Незадолго до начала Великой Отечественной войны, в 1940 г., в казармах разместилась военная авиационная школа механиков, но уже в следующем году она была переведена вглубь страны.
В военные годы казармы около двух месяцев (в октябре-декабре 1941 г.) находились под немецкой оккупацией. В 1942 г., во время Любаньской операции, в Селищах размещался военный госпиталь, позднее – штаб 59-й армии Волховского фронта.
После окончания войны сильно пострадавшие строения гарнизона восстановлены не были. Начался период медленного, но верного разрушения казарменного комплекса, который продолжается и сейчас. В настоящее время от всего городка остались лишь руины манежа и церкви.
(с) Илья Хохлов, научный сотрудник Новгородского музея-заповедника
Комплекс построен 1818—1825 годах и представлял собой протяжённое, вытянутое с севера на юг здание, состоял из четырёх корпусов:
1. Здание полкового манежа
2-3. Два флигеля с севера и юга от манежа (один флигель для школы, другой для госпиталя)
4. Церковь Святого Духа
+ 13 фото
+ 1 фото меня на фоне церкви
Это ж надо с таким размахом построить!
Я бы ещё туда съездил, чтобы при более благоприятной погоде полазать подольше.
Продолжение следует...
1 - Селищи
2 - Мясной Бор
3 - Великий Новгород
4 - Витославлицы
5 - Коростынь
6 - Старая Русса
Объект 1. Селищенские казармы
История Селищенских казарм ИСТОРИЯ СЕЛИЩЕНСКИХ КАЗАРМ
Селищенские казармы, пожалуй, чаще других подобных комплексов привлекают к себе внимание людей, интересующихся историей военных поселений или просто проезжающих мимо. Комплекс этот давно уже не используется по своему назначению, и его «живописные» руины может посетить каждый желающий. К тому же, с казармами связаны имена таких знаменитостей, как, например, М.Ю. Лермонтов и С.П. Дягилев. Вероятно, всё это и обуславливает большую популярность Селищенских казарм по сравнению с другими подобными городками.
К тому же, комплекс в Селищах был первым во всех отношениях, ведь предназначался он для полка, подшефного самому графу А.А. Аракчееву и носившего его имя – Гренадерского графа Аракчеева. Именно этот полк был первым 5 августа 1816 г. назначен в состав Новгородских военных поселений, и уже 29 августа в Высоцкую волость отправился его 2-й батальон. 13 ноября 1817 г. были определены селения, составившие округ полка, и к осени 1820 г. в волость прибыли и два действующих батальона.
Строительство штабного комплекса началось в 1818 г., когда были произведены планировочные и подготовительные работы. «Производителем работ» в Селищах был назначен инженер-поручик (позднее капитан и майор) Карл Фёдорович Детлов. О том, насколько шатким было положение подчинённых А.А. Аракчеева, свидетельствует и судьба этого строителя Селищенских казарм. Впав по какой-то причине в немилость к графу, К.Ф. Детлов едва не был разжалован в солдаты. Поводом послужил случившийся 17 июля 1824 г. во флигеле учебного батальона незначительный пожар – труба камина, устроенного в столярной мастерской для варки клея, проходила слишком близко от деревянной балки. Виновным признали инженера, но наказание в итоге оказалось менее суровым – он был арестован и содержался неделю на построенной под его же руководством гауптвахте, а также заплатил штраф в 50 рублей.
К строительству Селищенских казарм приложил руку и только что выпущенный из Института путей сообщения инженер-поручик Алексей Фёдорович Львов. Он был «употреблён для приготовительных работ по построению» полкового штаба в Селищах. На плечи молодого и ещё неопытного инженера ложился тяжёлый труд – по его воспоминаниям, на работах приходилось находиться почти круглосуточно, с трёх утра до полудня и с часа дня до девяти вечера. С возложенной на него задачей А.Ф. Львов успешно справился, и позднее участвовал в строительстве мостов, манежей и других сооружений. В военных поселениях он прослужил до 1826 г., выйдя ненадолго в отставку. Но главным творением его жизни оказался не мост или манеж, а русский народный гимн «Боже, царя храни!», музыку к которому Алексей Фёдорович написал в 1833 г. Музыкой А.Ф. Львов занимался с детства, и впоследствии стал известен как скрипач и композитор. Строительство фундамента и стен манежа началось в июне 1819 г. Перекрытия для него выполнялись под руководством генерал-майора Л.Л. Карбоньера, который принимал участие в проектировании и строительстве манежа в Москве. В разработке проектов зданий штабного комплекса принимал участие архитектор В.П. Стасов. Он, в частности, разработал проект Свято-Духовской церкви. В течение одного-двух лет архитектор уточнял композицию храма, добиваясь наибольшей его компактности и упрощая конструктивное решение. Церковь в Селищах была первой по времени сооружения и имела отличия от других, возведённых позднее в других штабах церквей. Она была больше, имела трёхпролётный базиликальный план с шестью колоннами и антами.
К 1822 г. было завершено строительство манежа с церковью и двухэтажного дома для полкового командира, в 1823 г. – гауптвахты, в 1824-1826 гг. – четырёх двухэтажных домов со службами. На этом строительные работы в Селищах в целом были завершены, и в казармах разместился штаб Гренадерского графа Аракчеева полка.
О тяжёлой жизни рядовых поселян написано немало, а вот про быт офицеров поселённых полков известно намного меньше. Между тем, он достаточно подробно описан в воспоминаниях служивших здесь офицеров. Одними из наиболее интересных в этом отношении можно считать воспоминания А.К. Гриббе. По его словам, первое время после перевода в округ офицерам полка пришлось жить в крестьянских избах или домах-связях – типовых постройках, спроектированных специально для военных поселян. Лишь в 1824 г., когда в Селищах был почти достроен штабной городок, офицеры получили казённые квартиры. Квартира женатого штаб-офицера состояла из пяти-шести комнат и двух комнат на антресолях. Семейные обер-офицеры получили трёх-четырёх комнатные квартиры с прихожей и комнатой для прислуги. Молодые офицеры были поселены в общем флигеле, каждый из них получил по отдельному «нумеру». Все квартиры были меблированы за казённый счёт. Мебель была сделана из ясеня или берёзы, покрыта жёлтым лаком. Для её изготовления в полку была особая мебельная команда из 40 человек.
Правда, чрезмерная рачительность хозяина военных поселений – графа А.А. Аракчеева – приводила к тому, что сохранность обстановки офицерских квартир ставилась выше комфорта их обитателей: «Мебель хранилась, как драгоценность, на ней никто не смел сидеть. То же самое было и с офицерами: они не смели ни ходить, ни сидеть, дабы не обтереть и не замарать того, что дано для их употребления. Комнаты до половины не вмещали их вещей, и чердаки по большей части были их комнатами».
День офицера начинался в шесть (зимой в семь) часов утра. Начиналась тяжёлая, изнуряющая, до мелочей регламентированная служба. Дежурства, наряды, караулы шли своим чередом, а осмотры изб, хлевов, одежды, поверка домашнего инвентаря, надзор и распределение работ, всецело возложенные на офицеров, отнимали почти всё остальное время.
Одним из своеобразных нарядов для офицеров был наряд «для отогнания волков». Эти хищники нападали на хозяйства поселян даже днём и наносили им серьёзный ущерб. Для борьбы с ними в сентябре и октябре в полку формировалась команда из 50 человек с ружьями, по 10 холостых и одному боевому патрону на человека, под командой офицера. В семь часов вечера команда выходила в поле, и, рассыпавшись попарно почти на версту, прочёсывала окрестности, изредка постреливая. Вот как вспоминал о таких нарядах один из офицеров: «Бывало дождь проливной, топь невылазная, ни спереди, ни сзади ни зги не видать, всюду непроглядная тьма, а волчья команда ходи и пугай невидимых волков, тут же где-нибудь под кустом приютившихся и спокойно выжидавших конца грозной экспедиции». Пройдя вёрст 8-10, команда возвращалась назад. Офицеры называли это мероприятие «ловлей ветра в поле».
Столовались офицеры в полковой «ресторации». В определённые для обеда и ужина часы офицеры обязаны были являться туда по сигналу дежурного горниста, который для подачи этого сигнала забирался на каланчу. Готовить дома было строго запрещено, и не пришедший в «ресторацию» офицер лишался обеда или ужина. От общей трапезы освобождались лишь офицеры, находившиеся в карауле и на дежурствах (им еду приносили денщики), семейные офицеры, командиры поселённых рот и доктора, жившие своим хозяйством. Командиры полка и батальонов в любом случае обязаны были обедать и ужинать в «ресторации».
Обед состоял обычно из трёх блюд в будние дни и четырёх по воскресеньям и в праздничные дни. Ужинали двумя блюдами. На кухне работали солдаты-повара из бывших крепостных крестьян, прошедшие зачастую в своё время обучение в лучших французских ресторанах Петербурга (до перевода в Новгородскую губернию полк квартировал в столице), так что на качество блюд офицеры не жаловались.
После обеда офицеры отправлялись в библиотеку, где могли почитать «Ведомости» или обменять книги, после чего расходились по своим квартирам до сигнала к ужину. Библиотека состояла из книг духовного содержания, различных учебников, военно-исторических сочинений и «избранных» романов, в основном переводных. Правда, выбор книг был не очень велик, к тому же из-за многочисленных служебных обязанностей большинство офицеров почти не имело времени для чтения.
Желающие могли в свободное время заниматься верховой ездой (специально для этого полк содержал до 50 верховых лошадей и несколько берейторов), а также фехтованием.
Взаимоотношения между старшими и младшими офицерами были чисто служебными и даже натянутыми. Отношений частных не существовало. Танцевальных вечеров, домашних спектаклей и других подобных развлечений офицеры полка в то время не знали. Женское общество также офицерам было недоступно – немногочисленные женатые офицеры жили замкнуто. Вся «общественная» жизнь ограничивалась плацем, манежем и «ресторацией», в которой также царила натянутая атмосфера благодаря постоянному присутствию старших офицеров. Даже попытка устроить любительский спектакль окончилась для авторов этой идеи плачевно: командир полка, узнав об этом, организаторов действа посадил под арест, офицерам-зрителям сделал строгий выговор, а «артистов» из нижних чинов приказал выпороть.
Характеризуя жизнь офицеров поселённых полков, служивший там М.А. Крымов писал: «В жизни поселённого офицера (как и солдата) не было тёмных или светлых сторон: была одна, если можно так выразиться, сторона бесцветная, гнетущий, тяжкий рутинизм, заедавший всякую человеческую способность, решительное отсутствие всякой разумной мысли и слова. В быту наших офицеров умственной жизни, высших потребностей и тому подобного существовать почти не могло. В разговорах предметом, «вызывающим на размышление», говоря словами Гоголя, был исключительно фронт. О современных книгах и журналах у нас имели весьма темное понятие. Книги считались роскошью почти непозволительною. Был, говорю, фронт, а затем несколько часов отдыха, то есть ночь, которая большею частию офицеров проводилась в развлечениях известного рода: картах, вине и т.п. По праздникам кулачные бои на реке Волхове, и затем опять фронт и какая-то жажда соперничества по этой части».
Тяготы службы и чересчур строгая дисциплина приводили к тому, что офицеры всякими правдами и неправдами старались уйти из полка. Однако сделать это было очень непросто. Лишь немногие добились отставки, да и то с условием, что больше никуда на службу приняты не будут. Других за те или иные проступки, подчас мелкие, переводили в менее престижные части, но и этому они были рады. В итоге к 1825 г. офицерский состав полка почти полностью обновился. Взамен ушедших в полк переводились в основном офицеры из армейских полков, отличившихся особенным усердием в строевой подготовке.
В 1821 г. в Селищи был переведён из Петербурга Военно-учительский институт. Это заведение было учреждено в 1818 г. для подготовки учителей в ротные школы поселённых войск. Обучались в нём кантонисты – солдатские дети. Помимо сообщения необходимых знаний, институт был призван выполнять функцию воспитания молодого поколения военных поселян, развития в них «того направления и духа относительно образования умственного и нравственного, которые предполагалось развить в военных поселениях». Система подготовки была обусловлена спецификой самих военных поселений: «В округе графа Аракчеева полка институт постепенно принимал вид самостоятельного учебного заведения, с развитием в нём начал учебно-рабочего характера – начал, общих всем военным поселениям».
В 1831 г. в округе Гренадерского графа Аракчеева полка, так же, как и почти во всех остальных, начался бунт поселян. Действующие батальоны полка в это время воевали с восставшими поляками. Резервный батальон находился в лагере под Княжим Двором и участвовал в походе отряда генерала Томашевского под Старую Руссу. Из остававшихся в округе офицеров семеро были убиты поселянами (подполковник А.А. Писарев, майоры К.И. Толпыга и И.Г. Покровский, капитан И.Т. Туткевич, штабс-капитан Д.Н. Трохнев, поручик И.П. Венедиктов и инженер-капитан П.В. Семков). Их тела были захоронены неподалёку от казарм, в двух ямах, подготовленных заранее для погребения тел умерших от холеры. Вместе с ними были похоронены два врача (штаб-лекарь И.П. Лебедев и ветеринарный врач П.А. Рогов) и два оставшихся верными присяге унтер-офицера (фельдфебель Я.Г. Богданов и унтер-офицер В. Иванов). Впоследствии за могилами присматривали части, размещавшиеся в Селищах. Они были обсажены деревьями, два могильных холма были объединены в один. В конце XIX в. на могиле стоял деревянный крест с металлической табличкой, на которой были перечислены имена покоящихся там жертв жестокой расправы.
Вернувшийся из похода Гренадерский графа Аракчеева полк разместился постоем в своём бывшем округе, ставшем теперь округом пахотных солдат № 1. Вскоре, в 1834 г., он лишился своего шефа, и ему ненадолго было возвращено прежнее название – Ростовского гренадерского полка, а в следующем году он стал Гренадерским принца Фридриха Нидерландского полком.
Казарменный комплекс обрёл нового хозяина: в начале 1832 г. туда прибыл для постоянного квартирования л.-гв. Гродненский гусарский полк, до этого стоявший в Варшаве и также сражавшийся с восставшими поляками. Новые казармы произвели на гусар хорошее впечатление: «Красивые каменные здания, назначенные для казарменных помещений, расположены были громадным квадратом, заключавшем в себе полковой плац, окружённый широким бульваром с большими тенистыми деревьями. В одном конце плаца находился полковой манеж – замечательное здание по своей величине и лёгкой архитектуре, дальше высилась изящная каланча, а кругом были разбросаны красивые офицерские дома, окружённые садиками. Общий вид пополнялся домом полкового командира, большим двухэтажным зданием, и дворцом, на случай приезда высочайших особ и начальства».
Со временем городок обрастал новыми постройками. Вот каким его увидел 17 августа 1837 г. только что прибывший в полк А.И. Арнольди: «…На полувёрстном квадратном пространстве полк имел всё необходимое и даже роскошное для своего существования. Огромный манеж (в длину устанавливалось три эскадрона в развёрнутом фронте) занимал одну сторону плаца и был расположен своим длинным фасом к р. Волхову на полугоре, на которой к реке были полковые огороды. На противоположном фасе квадратного плаца тянулись 5 офицерских флигелей, разделённых между собою садиками за чугунными решётками и двумя отдельными домами по бокам, в которых помещались: в одном – нестроевая рота, а в другом – наш полковой «Елисеев» - маркитант Ковровцев. На правом фасе, подъезжая от Волхова, были два дома для женатых офицеров или штаб-офицеров, гауптвахта с каланчою, о которой я упомянул выше, а на внутреннем дворе помещалась трубаческая команда; на левом фасе был дом полкового командира, такие же два дома с квартирами для женатых, временный деревянный дворец и дом для приезда начальствующих лиц; за ними влево, треугольником, построены были прекрасные деревянные конюшни на три дивизиона, или 6 эскадронов. За гауптвахтой были полковые мастерские, кухня, конный лазарет и малый манеж с конюшнею верховых лошадей полкового командира. На концах полкового манежа были флигеля, причём в правом – цейхгаузы, швальни, шорная, лазарет, ванны и квартиры докторов, а в левом – казармы всех 6 эскадронов и дежурная комната».
С «гродненским» периодом истории Селищенских казарм связано пребывание там двух знаменитостей. В 1843 г. в л.-гв. Гродненский гусарский полк из школы гвардейских подпрапорщиков и кавалерийских юнкеров был выпущен Михаил Тариелович Лорис-Меликов – представитель старинного армянского рода, знаменитый впоследствии военный и государственный деятель России. После прибытия в полк корнет Лорис-Меликов был зачислен в 3-й эскадрон «и быстро завоевал себе все симпатии и любовь товарищей своим рыцарски благородным, весёлым, сообщительным характером. Необыкновенная память и прирождённые способности сделали графа душой тесного селищенского кружка, где он по целым вечерам цитировал отрывки из наших первоклассных поэтов, зная нередко наизусть целые произведения». Своим характером М.Т. Лорис-Меликов снискал себе дружбу не только среди гродненских гусар, но и уважение офицеров других частей. В Новгороде, «в кондитерской Мишель», Михаил Тариелович познакомился с офицером гвардейской конной артиллерии из Кречевиц Г.Д. Щербачевым. Вот как последний характеризует своего нового знакомого: «Он был скромный молодой человек, весьма любимый товарищами; в гусарских кутежах он не участвовал и весьма редко приезжал в Новгород. С некоторыми артиллерийскими офицерами он был в наилучших отношениях … Умением себя держать он приобрёл общие симпатии не только среди своих однополчан, но и среди офицеров других полков. Я его мало знал, но очень хорошо помню, что, несмотря на его скромность, во всех его словах и действиях просвечивал недюжинный ум и самостоятельный образ мыслей».
В полку М.Т. Лорис-Меликов прослужил 4 года. В 1847 г. он был переведён на Кавказ, с которым была связана почти вся его последующая карьера. Во время Русско-турецкой войны 1877-1878 гг. он командовал Отдельным Кавказским корпусом и руководил боевыми действиями на Кавказе. После окончания войны М.Т. Лорис-Меликов проявил себя как выдающийся администратор – он успешно боролся с эпидемией чумы в Астраханской губернии, на должности харьковского генерал-губернатора боролся с революционерами (при этом снискал себе уважение тактом, с которым пользовался своей огромной властью). Высокие результаты его деятельности побудили императора назначить Михаила Тариеловича министром внутренних дел. В январе 1881 г. им был разработан проект созыва «Земской думы» (который предполагал привлечение выборных членов в Государственный совет), получивший название «Лорис-меликовской конституции». Однако смерть Александра II помешала реализации этого проекта. При новом императоре, Александре III он был уволен с занимаемых должностей, и через несколько лет скончался.
Ещё одной яркой личностью, по образному выражению полкового историка «светлым метеором промелькнувшей» в полковой жизни был М.Ю. Лермонтов. Отправленный за дуэль с сыном французского посланника в Петербурге Э. де Барантом на Кавказ, в Нижегородский драгунский полк, он вскоре, 11 октября 1837 г. был переведён в л.-гв. Гродненский гусарский полк. Из-за обособленной стоянки и удалённости от столицы полк был своего рода местом ссылки для гвардейских офицеров.
М.Ю. Лермонтов прибыл в полк 26 февраля 1838 г., и был зачислен в 4-й эскадрон. В первый же день своего пребывания в полку он затеял карточную игру с офицерами, проиграв значительную сумму, а уже на следующий день он дежурил по полку.
Поселился М.Ю. Лермонтов на одной квартире с корнетом Н.А. Краснокутским. В этой квартире поэт исписал все стены стихами, которые ещё долго бережно сохранялись, пока какой-то инженер, проводивший ремонт в отсутствие полка, не закрасил их. Осталась только вырезанная перочинным ножом на одном из подоконников фамилия поэта.
В полку М.Ю. Лермонтов продолжил творческую деятельность – здесь он по подстрочному переводу Н.А. Краснокутского перевёл один из «Крымских сонетов» Мицкевича и сочинил экспромт «Русский немец белокурый» по случаю проводов сослуживца М.И. Цейдлера на Кавказ. Кроме того, он написал две картины из кавказской жизни: «Черкес» и «Воспоминание о Кавказе». Их и черкесский пояс с набором из чернёного серебра он подарил другому однополчанину – М.И. Арнольди.
За полтора месяца своего пребывания в полку М.Ю. Лермонтов шесть раз дежурил по полку, два раза был в церковном параде, причём командовал взводом, был в отпуске в Петербурге на 8 дней.
Отзывы сослуживцев (А.И. Арнольди, М.И. Цейдлера, Х.Ф. Герлаха) отмечают его язвительный характер, что, однако, «не мешало ему быть коноводом всех гусарских затей и пирушек и оправдывалось товарищами как одно из проявлений его исключительной натуры». В обществе полковых дам он был скучен и угрюм, чаще других посещал баронессу С.Н. Сталь-фон-Гольштейн, при этом обыкновенно садился в угол и молча прислушивался к пению и шуткам общества. В служебном отношении он был всегда исправен.
9 апреля 1838 г. благодаря усилиям своей бабушки Е.А. Арсеньевой М.Ю. Лермонтов был переведён в л.-гв. Гусарский полк, однако из Селищ он уехал не сразу – 18 апреля подал рапорт о болезни и ещё некоторое время находился при полку.
Середина XIX столетия ознаменовалась для гродненских гусар участием в двух бескровных походах: 19 мая 1849 г. полк отправился к западным границам России для возможного участия в подавлении Венгерского восстания. Дойдя до г. Слонима и простояв там больше месяца, полк повернул обратно и вернулся домой 2 сентября. 7 марта 1854 г. действующие эскадроны полка отправились в Финляндию, где охраняли побережье во время Крымской войны. Зиму 1854-1855 г. гродненцы провели в столице и вернулись в Селищи только 19 октября 1855 г.
Жизнь гусар в Селищах была совсем не той, что они вели в Варшаве. По выражению полкового историка это был «гусарский монастырь». Стоянка здесь не имела ничего общего ни с Петербургом, ни со стоянками армейских кавалерийских полков
Когда полк вступил в казармы сразу после восстания военных поселян в 1831 г., во многих офицерских квартирах находились ещё следы крови на полу и стенах, а в экзерциргаузе лежали целые горы обломков шпицрутенов, свидетельствовавших о мерах наказаний. Сами гусарские офицеры находились в бедственном положении, так как всё их имущество было разграблено в Варшаве во время другого восстания – Польского.
В Селищенских казармах квартиры офицеров делились на семейные и холостые. Первые размещались в трёх отдельных зданиях, вторые – в большом двухэтажном доме, «вскоре после прибытия полка получившем, благодаря исключительным свойствам своих жильцов, название «сумасшедшего».
Жившие тут поручики и корнеты выбирали из своей среды «старосту» - представителя перед штаб-офицерами и полковым командиром и вообще хозяина всего дома и его своеобразных жильцов. «Староста» по утрам обыкновенно выслушивал доклады обо всех происшествиях и новостях в полку и потом, навещая квартиры, делился новостями с товарищами. Вспоминая об этом времени, А.И. Арнольди писал: «Легко себе представить, что творилось в 20-ти квартирах 20-ти юношей, недавно вырвавшихся на свободу и черпающих разнообразные утехи жизни человеческой полными пригоршнями. <…> Были комнаты, где простая закуска не снималась со стола и ломберные столы не закрывались. В одних помещениях беспрестанно раздавались звуки или гитары, или фортепиано, или слышались целые хоры офицерских голосов, в других гремели пистолетные выстрелы упражняющихся в этом искусстве, вой и писк дрессируемых собак, которые у нас в полку никогда не переводились, так как было много хороших охотников. <…> Лихие тройки с колоколами и бубенчиками постоянно откладывались и закладывались у нас во дворе, и он постоянно имел вид почтового двора».
Квартиры холостых офицеров обычно состояли из одной средней комнаты, разделённой перегородкой на переднюю и помещение для двух денщиков, а из передней налево и направо вели двери в комнаты двух других постояльцев. Все квартиры были меблированы казённой прочной дубовой мебелью: в каждой были выкрашенные в зелёный цвет деревянные диван, стол, два стула, а также кровать с сенником, подушка, образа в углу.
После службы все офицеры собирались к завтраку или раннему обеду по артелям (три, четыре, иногда пять офицеров в каждой). Каждая артель имела своего повара и обедала на квартире у своего хозяина. После завтрака офицеры опять отправлялись на службу, а затем обедали. Вечером офицеры собирались или у кого-либо из товарищей, или у полковых дам, или целой компанией отправлялись на станцию Спасская Полисть смотреть проезжающих из Петербурга. Из помещиков неподалёку от расположения полка жило большое семейство Тырковых (глава семьи был управляющим Грузино). Шесть молодых девушек из этой семьи «составляли предмет внимания и даже поклонения» гусар.
Скрашивали досуг гусарских офицеров и полковые дамы. Жена полкового командира генерала А.А. Эссена, бывшая фрейлина императрицы Александры Фёдоровны любила различные увеселения. За всё время пребывания этого семейства в полку «пикники сменяли карусели, эти последние балы и домашние спектакли, так что наши гусары не скучали». Число полковых дам за всё время пребывания в Селищах не превышало 16, и «пребывание их в казармах имело и воспитательное значение, так как поддерживало светскость среди молодёжи». При этом офицеры могли выбрать себе общество по душе, переходя из самой аристократической гостиной жены полкового командира в скромную квартиру эскадронного командира, «где царствовала вполне старинная патриархальность и где за чайным столиком нередко полдюжины маленьких детей его, с салфетками на шеях, зачастую надоедали нам донельзя тем, что чадолюбивая мать их, разливая чай, одному из мальчишек утрёт нос, другому накрошит хлеба в молоко и нередко забывала своего юного гостя, но зато старик эскадронный командир сам лично набьёт вам трубочку и подаст вам огонька».
Развлекались офицеры охотой с ружьями, гончими и борзыми. Устраивались облавы на медведей, так что квартиры многих офицеров были украшены шкурами, рогами и т. п. трофеями. Была построена псарня, охотники и собаки были выписаны из Курляндии. Офицеры полка охотились чаще всего в своей компании, изредка – вместе с уланами из Муравьёв. В январе 1852 г. в облаве на медведя, устроенной гродненцами недалеко от станции Спасская Полисть, участвовал наследник цесаревич Александр Николаевич. В облаве, помимо свиты, принимали участие до 10 офицеров полка.
Летом своеобразным развлечением офицеров была встреча пароходов на пристани, расположенной в полуверсте от казарм, в ожидании какого-либо развлечения. Зимой удобным местом для прогулок были бульвары вокруг плаца, но там было запрещено курить сигары.
Отпуска в Петербург и Новгород разрешались не более чем на 8 дней. Получение такого отпуска было сопряжено с многими трудностями: нужно было проситься в отпуск у офицеров эскадрона, которые делали представление командиру полка, упоминая при этом, что на отпуск не имеется препятствий. Офицер должен был обязательно указать, где он остановится в Петербурге. В столице очень строго следили за соблюдением офицерами формы одежды. Кроме того, до Петербурга нужно было долго ехать (поездов ещё не было, ездили на курьерских тройках), поэтому чаще ездили в Новгород. Но и здесь какой-то строгий комендант, увидев на улице офицеров в фуражках, донёс об этом нарушении устава. В результате было предписано строго соблюдать форму одежды и при поездках в Новгород. Приходилось ради нескольких часов в Новгороде ехать туда и обратно 100 вёрст в кивере. В 1859 г. был основан офицерский клуб в здании путевого дворца. Капитал был собран офицерами, шеф полка, великий князь Николай Александрович также помог капиталом и столовым серебром.
Если офицеры могли как-то скрасить свою жизнь, то солдаты были почти лишены такой возможности. Большую часть их времени занимала служба или приготовления к ней. В ближайшую деревню Тиготку разрешалось отлучаться только до сумерек, после переклички никто не мог выйти из казарм. В 9 часов вечера все должны были спать, и огни в казармах тушились, что строго соблюдалось. Ежедневно назначались патрули от всех эскадронов (по 1 ефрейтору и 2 рядовых), которые должны были ходить по берегу Волхова и по дорогам в волости, арестовывая всех встретившихся нижних чинов. Широкое развитие получило корчемство, которым занимались жёны нижних чинов. В итоге было учреждено особое дежурство по казармам женатых нижних чинов.
Эскадронные командиры старались организовывать для солдат развлечения: на святках и масленице устраивались для нижних чинов ледяные горы, начиналось ряжение, традиционное вождение медведя с козой. Устраивались солдатские спектакли, в которых участвовали гусары и кантонисты. Выбор спектаклей осуществлялся при помощи офицеров: ставились «Жизнь за царя», переложенная в драму поручиком Ге (декорации были сделаны поручиком Арнольди), драма «Наполеон». Действие последней происходило в Египте у пирамид, в московском Кремле, у Березинской переправы
Жизнь женатых солдат была ещё тяжелее. Всего в полку в разное время было от 10 до 100 солдатских семей, из которых 60 жили в пяти комнатах подвального этажа казарм весьма тесно и неудобно. Каждая семья отгораживалась занавесками. Здесь же производилась стирка, в помещениях был тяжёлый запах, в результате чего распространилась высокая смертность среди детей.
Офицеры старались облегчить положение женатых нижних чинов. Они часто селили при своих квартирах какое-либо семейство. Командир полка генерал-майор Эссен сделал для каждого семейства ширмы за свой счёт, князь Имеретинский приказал прилично одеть всех малолетних мальчиков за его счёт, а на девочек отпускать до замужества провиант и, кроме того, на каждого по 1 рублю ассигнациями, выдавая эти деньги помесячно вперёд на руки родителям. Полковой штаб-лекарь был обязан ежедневно осматривать детей и наблюдать за их чистотой и опрятностью, а также за их питанием. Первого числа каждого месяца князь Имеретинский у своей квартиры производил смотр детям. Кроме того, этот заботливый командир сделал попытку решить и «квартирный вопрос» женатых солдат. Половина путевого дворца пустовала, и он хотел переселить туда полковых чиновников, а в их квартиры в деревянных строениях заселить семейства нижних чинов. Но департамент военных поселений оставил эту просьбу без внимания. Значительно позднее этот вопрос поднимался снова, но результат был тот же. Была только сделана прачечная с сушильней, чем была устранена одна из причин нездоровой атмосферы в казармах – стирка.
В самом начале 1863 г. «селищенский» период истории л.-гв. Гродненского гусарского полка завершился. Ещё 19 декабря 1862 г. полк получил приказ готовиться к походу против мятежных поляков, и рано утром 24 января полк выступил по направлению к станции Спасская Полисть. В Селищи гродненцы уже не вернулись, так и оставшись в Варшаве. Однако даже много лет спустя, в начале XX в., в просторечии Селищенские казармы именовались «гусарским штабом».
Место гусарского полка вскоре занял Учебный кавалерийский эскадрон. Это была своего рода школа повышения квалификации для офицеров и нижних чинов кавалерии. Эскадрон был предназначен для теоретического и практического обучения офицеров кавалерии, подготовки опытных в кавалерийском деле нижних чинов, в том числе кузнецов. Кроме того, в эскадроне проходили испытания все вновь вводимые правила кавалерийской службы, предметы снаряжения и обмундирования.
В 1870 г. в эскадрон прибыл корнет Кавалергардского полка Павел Павлович Дягилев, будущий отец театрального деятеля Сергея Павловича Дягилева. Первое впечатление его от Селищенских казарм было не самым благоприятным. Об этом с его слов писала его вторая жена Е.В. Дягилева: «Когда Поленька сошёл с парохода на берег Волхова, где посреди голого поля уныло расположены были квадратом казармы, вид этот сразу произвёл на него удручающее впечатление». Атмосфера, царившая в эскадроне, лишь усугубила его. Сплочённой офицерской семьи, как в Гродненском полку, в эскадроне образоваться не могло – туда для прохождения курса прибывали офицеры со всей России, и состав их постоянно менялся. В результате «водка и карты царили в Селищинках. Отрезанные от общества на целых два года, лишённые всякого развлечения при тяжёлом физическом труде, случайно собранные вместе сто пятьдесят зрелых людей на положении воспитанников закрытого заведения умирали от скуки. Единственным утешением служило им повальное пьянство, сопровождаемое всегда колоссальными, прямо легендарными, скандалами». Стремясь как-то скрасить свой досуг, С.П. Дягилев собрал вокруг себя любителей пения, и под его регентством образовался хор, который пел в церкви. «Спевки сделались любимейшим препровождением времени как для участвующих, так и для слушателей. Доходило до того, что их устраивали даже во время перемен между занятиями». Тем самым П.П. Дягилев «внёс луч света в смрадную общую скуку», и в благодарность офицеры «главного зачинщика носили просто на руках». Здесь же, в Селищах, 19 марта 1872 г. у Павла Павловича родился сын Сергей, будущий художественный и театральный деятель.
В 1875 г. казармы снова сменили хозяина. Вместо Учебного кавалерийского эскадрона, переведённого в Петербург (и тоже в Аракчеевские казармы), с сентября 1875 г. в Селищенских казармах квартировала 37-я артиллерийская бригада. В 1914 г. из Селищ 37-я артиллерийская бригада ушла на единственную в своей истории войну – Первую мировую. О доблести, с которой артиллеристы сражались на её фронтах, свидетельствуют награды: четыре офицера были удостоены ордена св. Георгия 4-й ст. (включая командира бригады генерал-майора М.И. Репьева), ещё шесть – Георгиевского оружия (в том числе другой бригадный командир – генерал-майор А.И. Добров).
Место ушедшей бригады занял 179-й пехотный запасной батальон (с 1916 г. – полк), сыгравший определённую роль в установлении советской власти в губернии. В начале октября 1917 г. в гарнизоне побывал член ЦК РСДРП(б) М.С. Урицкий, агитировавший солдат в пользу большевиков. Со своей миссией он справился – полк поддержал революцию, а во время похода Керенского-Краснова на Петроград сформировал и отправил на защиту столицы батальон.
Во время Гражданской войны в Селищах размещался госпиталь для раненых в боях с войсками генерала Н.Н. Юденича красноармейцев. В 1920 г. госпиталь был передан из ведения Наркомздрава в распоряжение Новгородского губздравотдела. Позднее в 1920-е гг. казармы занимал 20-й Сальский кавалерийский полк 4-й Петроградской кавалерийской дивизии, которой в годы войны командовал сам С.М. Будённый. Затем более десяти лет в гарнизоне квартировал штаб 4-й кавалерийской бригады и входившие в её состав 70-й кавалерийский Ленинградский полк, 4-й отдельный эскадрон связи и 4-й отдельный конный химический взвод. В штабе бригады не раз бывал командующий 5-м кавалерийским корпусом, будущий маршал К.К. Рокоссовский.
Незадолго до начала Великой Отечественной войны, в 1940 г., в казармах разместилась военная авиационная школа механиков, но уже в следующем году она была переведена вглубь страны.
В военные годы казармы около двух месяцев (в октябре-декабре 1941 г.) находились под немецкой оккупацией. В 1942 г., во время Любаньской операции, в Селищах размещался военный госпиталь, позднее – штаб 59-й армии Волховского фронта.
После окончания войны сильно пострадавшие строения гарнизона восстановлены не были. Начался период медленного, но верного разрушения казарменного комплекса, который продолжается и сейчас. В настоящее время от всего городка остались лишь руины манежа и церкви.
(с) Илья Хохлов, научный сотрудник Новгородского музея-заповедника
Комплекс построен 1818—1825 годах и представлял собой протяжённое, вытянутое с севера на юг здание, состоял из четырёх корпусов:
1. Здание полкового манежа
2-3. Два флигеля с севера и юга от манежа (один флигель для школы, другой для госпиталя)
4. Церковь Святого Духа
+ 13 фото
+ 1 фото меня на фоне церкви
Это ж надо с таким размахом построить!
Я бы ещё туда съездил, чтобы при более благоприятной погоде полазать подольше.
Продолжение следует...
@музыка: ---
@настроение: Отдохнувший и с магнитиками
@темы: Подзорная труба, Под вечер у костра
-
-
22.06.2014 в 22:42-
-
22.06.2014 в 23:18-
-
22.06.2014 в 23:29Если все получится, во второй половине июля поеду в Новгород)
-
-
22.06.2014 в 23:38-
-
22.06.2014 в 23:43-
-
23.06.2014 в 16:31или только экскурсией?
-
-
23.06.2014 в 18:53-
-
23.06.2014 в 20:22-
-
30.06.2014 в 16:31